из тех, кем он командовал, ни возвышения от победы над страхом - или хотя бы над сомнением в себе, поскольку Ли обнаружил, что он один из тех счастливчиков, одаренных инстинктивным мужеством, - и признания себя героем. Как мужчина, он еще не испытал радости и боли брака и отцовства, а как американец - не мог даже представить себе глубину грядущей трагедии, в которой ему предстояло сыграть столь важную роль. Ли, о котором мы привыкли думать, - усталый, торжественный, исполненный достоинства в победе и в поражении, неистовый в действиях, несущий на своих плечах ответственность не только за армию, но и за нацию, а также за честь ее дела, - конечно, еще не существовал: он формировался под влиянием и слоями хорошего и плохого опыта в течение трех последующих десятилетий, как жемчужина внутри своей раковины. Самое большее, что можно сказать о молодом втором лейтенанте Ли, когда он возвращался домой в Вирджинию со своим чемоданом, - это то, что у него были задатки выдающегося солдата, технические знания, которые сделают его опытным инженером-строителем, разрабатывающим грандиозные проекты, а также моральный облик и чувство чести, которые будут поддерживать его на протяжении всей его жизни. На этом уже можно построить многое.

К тому времени, когда Роберт вернулся домой, его мать уже умирала. "Моя болезнь непобедима", - написала она его брату Сиднею Смиту Ли за два года до того, как Роберт окончил Вест-Пойнт, и давно уже смирилась с неизбежным, как и ее родственники, которые мудро воздерживались от того, чтобы обнадеживать ее ложными надеждами. Она остановилась в Равенсворте, дворцовом доме своего кузена Уильяма Фицхью, с максимальным комфортом, и Роберт сразу же вернулся к своей роли ее сиделки и компаньона. "Когда он выходил из ее комнаты, ее взгляд следовал за ним, и она неотрывно смотрела на дверь, пока он снова не входил". Она умерла через несколько недель после его возвращения, в возрасте пятидесяти шести лет, и была похоронена в Рэйвенсворте.

Роберт, несомненно, провел некоторое время в трауре, занимаясь мучительным делом оформления скромного наследства своей матери. Его сестра Энн вышла замуж за Уильяма Маршалла, священнослужителя из Балтимора, который был двоюродным братом председателя Верховного суда Джона Маршалла; вскоре Уильям сменил профессию и стал успешным адвокатом. Брат Роберта Сидни Смит Ли был в море, а его сестре Милдред было всего девятнадцать лет, поэтому ответственность за исполнение желаний матери легла в основном на Картера и Роберта. Анне мать оставила свою чернокожую служанку и ее младенца, а также еще трех рабов, а Милдред - пожилого чернокожего кучера и домашнего слугу Ната. Рабы, разумеется, были собственностью, которую можно было оставить наследникам, как и каретных лошадей, карету, фарфоровый чайный сервиз, столовое серебро и салфетки. Трастовый фонд миссис Ли, на доходы от которого она экономила, чтобы дать образование сыновьям и подготовить дочерей к замужеству, был разделен между ее детьми: 10 000 долларов каждой из девочек, 3 000 долларов каждому из мальчиков.

Это не такие уж маленькие суммы, как кажется: 3000 долларов в покупательском эквиваленте с учетом инфляции равнялись бы где-то 75-100 тысячам долларов в сегодняшних деньгах. Стоимость рабов миссис Ли оценить сложнее, поскольку, за исключением Нэта, мы не знаем ни их возраста, ни состояния здоровья, но "лучшие полевые рабочие" в возрасте от двадцати до тридцати лет продавались в 1830-х годах за 800-1000 долларов, что эквивалентно 20-25 тысячам долларов в современных деньгах, а хорошо обученная служанка с одним младенцем может стоить столько же или даже больше, если она еще находится в "возрасте размножения". Эти соображения необходимо принимать во внимание, когда пишешь об экономической жизни Юга эпохи антибеллумов, где во времена Роберта Э. Ли число рабов достигло 4 миллионов, а их общая стоимость превышала 4 миллиарда долларов. Миссис Ли вряд ли была крупным рабовладельцем, но стоимость тех рабов, которыми она владела, не может быть исключена из ее состояния. Мальчикам она также оставила около 20 000 акров земли в западной Вирджинии; в то время эти земли не представляли особой ценности и были сильно обременены невыплаченными налогами.

Освободившись от этих забот, Роберт стал посещать один за другим большие дома своих родственников и друзей, и особенно Арлингтон, в Александрии, штат Вирджиния, с видом на Вашингтон, округ Колумбия, дом Джорджа Вашингтона Парка Кьюстиса, который был внуком Марты Вашингтон и приемным сыном Джорджа Вашингтона. Кустис был родственником Роберта по браку - он женился на Мэри Ли Фицхью, и в маленьком и немного кровосмесительном мире аристократии Вирджинии между мистером и миссис Кустис, Энн Картер Ли и ее детьми существовало бесчисленное множество связей, так что Роберт стал воспринимать Кустиса как своего рода снисходительного суррогатного отца, а Арлингтон - как второй дом. Как бы ни был он добр к мальчикам Ли, Кэстис был совсем другим человеком, чем их отец. Он радовался тому, что его называют "ребенком Маунт-Вернона", ведь он вырос в доме Вашингтона, и поэтому был склонен считать себя своего рода национальным институтом. Его широкие интересы - "хобби", возможно, было бы более подходящим словом - которые включали в себя написание "огромных полотен" с историческими сценами, сочинение эпических поэм, сохранение и демонстрацию вещей Джорджа Вашингтона, работу в качестве собственного архитектора и разведение овец, неизбежно сокращали количество времени, которое он мог уделять заботе о своих поместьях, и в любом случае он был больше заинтересован в великолепном фасаде, который он построил для Арлингтона, чем в том, что скрывалось за ним, или как за него можно было заплатить. Как и Томас Джефферсон, Кьюстис был самовлюбленным и заинтересованным во всем, но без универсального гения Джефферсона или его безупречного вкуса. В печати Кьюстис выглядит суетливым, слегка напыщенным и чрезвычайно самовлюбленным, а его портрет с непринужденно распахнутым воротником художника, в стиле Родольфо из "Богемы", предполагает довольно прищуренное лицо и опущенный рот, с выражением, передающим в равной степени трогательную гордость и тщательно замаскированную неуверенность в себе, а также болезненный страх, что люди смеются над ним. Он не похож на человека, с которым легко иметь дело.

На самом деле двое из старших мальчиков Ли, Генри и Картер, подшучивали над Кьюстисом, чей характер сильно отличался от характера их собственного стремительного и героического отца, но нет никаких свидетельств того, что Роберт так поступал. Напротив, Арлингтон произвел на него глубокое впечатление своим благородным фасадом, широким видом и комнатами, полными памятных вещей Вашингтона, и он почувствовал к Кьюстису некую долю сыновнего уважения и